Жизнь разделилась на отрезки – хронологически-географические: двадцать три года – Ленинград, пятнадцать лет – Норильск, потом внезапно возникший мостик – год – опять был Ленинград, превратившийся в Санкт-Петербург, и вот уже девятнадцать лет – Израиль.

Сложишь вместе все наши годы – ничего не убавить и не прибавить. Раскинешь порознь – и застынешь в недоумении: ну и головоломка, ну и завихрения, никогда, впрочем, ничего не обещавшей судьбы... Далее как-то невнятно маячит Америка, где строят свою жизнь сыновья и растут три внучки.   Приехав с берегов Невы Мы постоянно сбиваемся, начиная считать, сколько квартир сменили в своей жизни: шесть в Ленинграде, шесть в Норильске, еще одна в Петербурге, четыре в Израиле. Когда я попадаю в старые питерские квартиры, где живут четыре-пять поколений в тех же комнатах, где из-под дивана не выметена пыль еще с дореволюционной поры и где с окошечка в кладовке, выходящей во двор-колодец, не соскребли пластырь времен блокады, мне становится завидно от той устойчивости и незыблемости существования, которой наша семья лишена напрочь. Мы хорошо знаем, что за исключением первого отрезка пути все неоднократно могло сложиться иначе. Но сослагательное наклонение на практике чисто формально, и потому с 1975-го по 1990 год мы – норильчане, два окончивших ленинградские вузы молодых специалиста, не способных прокормить себя в столичном городе и уехавших на Крайний Север за длинным рублем. Как часто бывает, когда решение уже принято, оно начинает подкрепляться отзывами людей. Кто-то побывал там, путешествуя по Енисею, кому-то рассказывали друзья о городе на сваях. Плюсов оказалось немерено – северный коэффициент, бронь на жилье, длинные отпуска, а минусов – считай что и нет. Ну девять месяцев зима – так ведь топят. Ну пурги – так ведь детей можно и дома передержать. Ну солнце надолго прячется, зато потом как уж выглянет – спать не сможешь. Плюсы окончательно перевесили и оказались правдой, да не всей, потому что одним из важнейших, наиглавнейших плюсов была атмосфера, которая царила в этом особенном городе в 70–80-е годы, как раз те, когда мы там жили.   Здесь, как в Греции, все есть Приехав из ирреального, выдуманного, невероятного, многократно воспетого Питера в город, который, как и тот, угнездился на костях и скелетах, так же был придуман и возведен в угоду власти и лишь недавно стал «вольным», мы оторвались от материка, не только разорвав пуповину и сразу став взрослыми. Мало того что мы уже не зависели от родителей и обеспечивали себя, ведь забравшись так далеко, в бывшее сердце ГУЛАГа, в экстремальных условиях мы не могли просто существовать, жизнь наполнилась новым смыслом, надо было честно работать, делать карьеру, но не только – хотелось общаться, дружить, радоваться. Сейчас, ретроспективно вглядываясь в ту эпоху, понимаешь, что быт не был тяжелым, продуктов – полно. Господи, мы все вспоминаем первое наше норильское лето 1975 года с магазинами, забитыми мясом, гусями, утками, апельсинами, консервами, тогда как узы распределения уже ощущались по всей стране. Электричество, горячая вода, транспорт, три сети библиотек, Дворец культуры, театр, три кинотеатра, городская газета, телестудия, музыкальные и художественная школы, музыкальное училище, технологический институт. Это – для 250 тысяч норильчан. Все это не пустовало, для поступления в школы и в училище надо было преуспеть на экзаменах. Зачастую с объявлением "все билеты кончились" работали кинотеатры, норильское телевидение смотрели по всему Енисейскому Северу, норильский театр пестовал и с неохотой отдавал свои таланты столицам, а его гастроли шли с аншлагами. Население города было молодо, он наполнялся техническими и культурными кадрами молодых специалистов, поколения, рожденного уже в постсталинскую эпоху.   В выбранном ракурсе Расцветало клубное движение: клуб молодых специалистов, клуб самодеятельной песни, ТРИЗ, киноклуб «Ракурс» – эти объединения единомышленников в самом серьезном смысле «делали погоду» во вьюжном городе. Сценариям, которые писали Леонид Улановский, Борис Эйдинов, Михаил Асс для вечеров молодых специалистов, могли позавидовать самые престижные дворцы культуры, на приглашения клуба самодеятельной песни откликались любимые барды. А в киноклуб «Ракурс» объединились мы. Соломон Львович Зальцман, организовавший нас, Татьяна и Георгий Друбецкие, сопредседатели клуба, Надежда и Юрий Гладыши, киноведы-профессионалы, и так много участников, ставших необходимыми друг другу, развивающихся от встречи к встрече, вырабатывающих вкус, умение оппонировать, радующихся открывшимся горизонтам и всегда готовых, не считаясь с личными заботами, помочь, – Лариса Вершинина и Лидия Дулаева, Ирина Даниленко и Ольга Лугинина, Георгий Товмасян и Тамара Спесивцева.... В киноклубной работе нужно постоянно «соответствовать», находя равновесие между финансовыми интересами и интеллектуальной задачей, быть в ладу с идеологической городской надстройкой и при этом не кривить душой: «Кино – важнейшее из искусств...». Помнить, что кино – это коммерция, но и радость, затаенная боль, которая отдается на потребу зрителя, а подчас и великий катарсис, «все на продажу». «У нас была великая эпоха». Сейчас, спустя четверть века, мы уже можем определенно сказать, что это так. Подкатывали первые признаки перестройки, начался бурный технический прорыв – появилось видео, в киномире все еще творили гиганты, и у нас, и за рубежом. Все эти условия давали теоретические возможности для работы на нескольких площадках. В больших кинотеатрах можно было показывать, обсуждать качественные отечественные и зарубежные фильмы и окупать сеанс, в малом кинотеатре «Родина» мы всегда могли набрать зал единомышленников для просмотра элитного кино. Раз в неделю в видеоклубе мы показывали и обсуждали те картины, которые, казалось, еще очень не скоро выйдут из подполья, и пытались понять причину их «крамольности». Мы «сосали» несколько маток одновременно – и наш норильский кинопрокат, и полуподпольных деятелей видеодвижения, давая им серьезные заказы на непроходные фильмы, что, надо сказать, немало льстило «поставщикам» и центру киноклубного движения.   Кто в этот мир попал… Как мы, семейные люди, умудрялись осуществлять все это – на общественных, как говорилось, началах, без отрыва от немалой загрузки на работе? Сказать, что на энтузиазме, – не слишком точно. Просто у нас была миссия, которую мы несли, после каждого заседания клуба – будь то премьера в восьмисотместном кинотеатре или просмотр в зальчике на пятьдесят стульев – мы чувствовали: это нужно, ожидаемо и помогает людям жить. Мало кто знал, каково это – привезти на себе кофры с фильмами из Москвы, охраняя их в аэропортах в нелетную погоду, или сломить сопротивление дам из кинопроката и вывести фестиваль фильмов Феллини на большой экран, получить разрешение на показ опять же большим экраном «Ностальгии» и «Жертвоприношения» Тарковского, уже полумученика, но еще отступника-невозвращенца. И как это – практически первыми в стране показать «Покаяние» Абуладзе, устроив всенорильскую премьеру с приглашением городского, партийного и комбинатского начальства. Никто не задумывался, сколько времени забирают согласования, все привыкли еженедельно читать в «Заполярной правде» анонсы показов и раз в месяц видеть нас в обзорной телепередаче. Перестроечная фантасмагория дошла до того, что мы, которым со всей этой деятельностью еще несколькими годами раньше более бы пристало быть диссидентами, стали желанными постояльцами в Доме политпросвещения с его уютным и соразмерным нашим потребностям залом. Здесь мы провели замечательный вечер памяти Александра Галича, на который прилетел его брат Валерий Гинзбург. Покидали Норильск и возвращались Надежда и Юрий Гладыши. Улетел в Киев, а потом в Израиль Соломон Зальцман, в этой стране оказались и мы. И опять объединились, теперь уже как израильские норильчане. Устроили слет на горе Кармель, и на него съехалось пятьдесят семей! Да, это удалось лишь однажды: иные условия существования, другие приоритеты, да мало ли что! Но не зря все же оказались мы в поле зрения друг друга: в норильские годы члены совета молодых специалистов комбината инженеры Леонид Соминский и Борис Эйдинов, врачи Михаил Асс и Михаил Соминский, инженер и медсестра Яков и Елена Немировские. У нас многое в памяти, наша норильская молодость, перешедшая в нынешнее норильское братство, – это тот маяк, который, даже оказавшись позади, светит вперед, не давая забыть хорошие, наполненные, светлые, несмотря на полярные ночи, годы.

Татьяна Друбецкая – молодая бабушка