Понедельник,
24 июня 2019 года
№6 (4675)
Заполярный Вестник
С мечом в руках Далее
В четвертом поколении Далее
Экстрим по душе Далее
«Легендарный» матч Далее
Лента новостей
15:00 Любители косплея провели фестиваль GeekOn в Норильске
14:10 Региональный оператор не может вывезти мусор из поселков Таймыра
14:05 На предприятиях Заполярного филиала «Норникеля» зажигают елки
13:25 В Публичной библиотеке начали монтировать выставку «Книга Севера»
13:05 В 2020 году на Таймыре планируется рост налоговых и неналоговых доходов
Все новости
ЛЕТЯТ ГУСИ
Казус Виницкого
20 октября 2008 года, 14:33
Заслуженный строитель России, кандидат технических наук Аркадий ВИНИЦКИЙ работал в Норильске с 1974-го по 1996 год.  В те  годы «не менее трети норильских мужиков были охотниками».
Первый раз я не увидел, а услыхал гусей еще солдатом. Мы со старшиной Иванченко, полностью одуревшие от домино и «Беломора», вышли из станции, где осуществляли боевое дежурство, подышать свежим воздухом.
Уже стемнело, и вдруг над нами, совсем невысоко, раздались странные звуки. Мы подняли головы, ничего не увидели, но старшина вдруг изменившимся голосом сказал:
– Гуси… Рано пошли.
С тех пор я много раз замечал и по себе, и по людям, бывшим рядом, как действует на человека гомон пролетающего гусиного косяка. Именно гомон, а даже не зрелище летящих гусей.
Вторая встреча с гусем произошла лет восемь спустя поздней осенью на озере Вселуг.
Мы плыли на местной самодельной лодке. Середина озера, пять мужиков, четыре собаки, сантиметра три от воды до бортов – мы и пошевелиться боялись, когда Леня, сидевший на носу, заорал: «Гусь, гусь!» – и выпалил из двух стволов.
Метрах в ста пятидесяти от нас, а может, и больше, с воды поднялась большая белая птица. Спаниелька Чара кинулась в воду, остальные собаки заметались по лодке, егерь Яковлевич орал: «Сидите тихо! Держите собак!»
Потом выуживали спаниельку, отливали из лодки воду – все-таки черпанули, материли Леньку…  В общем, гуся видели.
 
На автобусе до конечной
И вот я в Норильске. Да не просто, а уже несколько лет, да еще и охочусь.
Прожив первые пару месяцев, писал другу и наставнику Артуру Макарову о том, что на охоту езжу на городском автобусе до конечной. И это была правда. Я думаю, тогда не менее трети норильских мужиков были охотниками. Кто охотился время от времени, кто – более системно, но все вспоминали о своей страсти по мере приближения весны.
Весенний гусь! Приз за долгую зиму, за то, что более полугода никуда не выбирался, за то, что, черт возьми, мы дышим газюкой сразу от трех заводов и, в конце концов, за то, что вообще здесь живем.
Все эти аргументы действовали на жену, самого себя, и, главное, на начальство, и заветные десять дней в счет очередного отпуска выгрызались любой ценой.
Кто и как попадал на охоту? Это отдельная песня!
На охоту можно было попасть: пешком; на лыжах; на электричке, а потом пешком или на лыжах; на лодке по заберегам Норилки; на вездеходе (снегоходов в то время не было). Но вершиной любой весенней охотничьей  затеи, конечно, был вертолет.
 
Не только ВИПы предпочитали вертолеты
Таким образом, к весне 1978 года я уже кое-где побывал, кое-кого знал и начал мечтать о вертолетном варианте. Гусей на моем охотничьем счету к тому моменту не было, а сбили их при мне, наверное, не более двух-трех штук.
Охотники, имевшие возможность попасть на охоту вертолетом, тоже делились на несколько категорий.
Большие начальники. Они четко планировали время на охоту, при появлении гуся вылетали в тундру, твердо зная, что сразу после охоты их заберут. У друзей и родственников больших начальников также не возникало проблем с вылетом и возвращением.
Небольшие и маленькие начальники «решали вопросы» через приятелей в вертолетных кругах.
А «круги» в те времена были!
«Черные полковники», как мы их называли, моряки – четыре МИ-8.
«Высотка» – военный аэродром в Алыкеле – пять МИ-8.
Незабвенный и любимый нами Валек – тут все смешалось: несколько МИ-2, два МИ-4, штук семь МИ-8 и штук шесть АН-2 на лыжах. Всем этим командовали газовики, геологи, высоковольтники, охотоведы, госпромхоз, советская власть и т.д.
У небольших и маленьких начальников были свои родственники и друзья, мечтавшие попасть на охоту, у представителей вертолетных кругов – свои.
Словом, с 28 мая вся эта армада поднималась в воздух, возвращаясь к местам базирования только для заправки и приема на борт следующей группы охотников. Сами летчики тоже не отказывали своим родственникам и друзьям.
В итоге при надлежащем усердии и правильном поведении на гусиную охоту попадали практически все желающие. Основным условием была возможность задержаться в тундре более чем на заветные десять дней, так как, в отличие от больших начальников, остальной контингент вывозили, хотя и полностью, но по мере возможности.
 
Сбылась мечта…
Две осени я охотился в бригаде по заготовке дикого северного оленя на реке Пясине, точка Карго. До города было около 250 км, и мои товарищи по бригаде рассказывали, что место это весной вполне гусиное. И вот где-то в начале мая один из бригадников, сосед по двору Леша Артемчук спросил меня, не хочу ли я составить ему компанию и вместе слетать на нашу точку – на гуся.
Спросите у заключенного, хочет ли он на свободу, или у больного – хочет ли он выздороветь?
«Хочу!» – ответил я Алексею и стал готовиться.
Попросил у приятеля пару профилей, и заводской столяр по образцам вырезал мне десяток. В «Горбыте» знакомые девчонки пошили мне маскхалат. Две сотни патронов, взятый взаймы меховой спальник, естественно, бинокль, манок, радиоприемник, еще куча каких-то нужных мелочей, без которых никак не обойтись, два ружья: Иж-58 16-го калибра и одностволка «Хускварна» – тоже 16-го калибра, весом более пяти килограммов, стрелявшая самозарядными патронами с двумя граммами пороха. Да, чуть не забыл: лыжи.
Итак, два рюкзака, два ружья, лыжи, картонный короб с профилями.
Отпуск оформлен, зависть в глазах товарищей, аэропорт Валек, МИ-4, несколько посадок – и через два часа мы на нашей точке Карго.
Подсели недалеко от базы, выгрузились, вертолет поднялся и через несколько минут исчез из виду. Из дома вышли двое незнакомых мне мужиков, которых знал Алексей (они в один из сезонов тоже охотились в бригаде) и представил: Леня Букреев, секретарь парткома шахтопроходческого треста, и Толя Григальчик, буровик, известный в городе человек, награжденный орденом Ленина.
Мужики рассказали, что они третий день здесь. Ветер устойчиво северный, мороз – гусь не идет. Еще они рассказали, что дней за десять до их прилета штатный охотник-промысловик с соседней точки Василий Тырлич, возвращаясь на собаках из тундры, наткнулся на свежий медвежий след, нагнал зверя и застрелил прямо в нашем доме. Медведь нашкодить не успел, только разодрал окно, в которое залез, и разворотил ящик с посудой. Видно, майская оттепель подмочила берлогу и подняла косолапого.
Отметили прилет, еще поговорили и легли спать. Проснулись рано, попили чай и стали расходиться по скрадкам.
 
Сидеть решили вдвоем
Ленин скрадок находился на противоположном берегу реки, метрах в восьмистах от базы, Толин – на нашем берегу, чуть выше базы, у впадения ручья.
Мы же с Алексеем, взяв лопаты и профиля, двинулись вглубь берега, к пригорку, где кончались ивовые кусты, и открывалась большая лайда.
Сидеть решили вдвоем.
Выбрали отдельный куст, вырубили середину, накопали, сколько могли, снега для бруствера. Раскрепили между ветками стеклохолст, который я удачно прихватил с работы, сделали в нем бойницы. Задний бруствер все-таки выложили из снежных кирпичей – сильно дуло с севера. Расставили на южной стороне профиля, осмотрели объект со всех сторон – и остались довольны.
Вернулись на базу – она была где-то в полутора километрах. Взяли ружья, патроны, бинокли, термосы, ящики (чтобы сидеть), прочие мелочи и направились на весь день в скрадок. Идти было легко, наст держал.
В скрадке обустроились, все разложили по местам, чтобы было под рукой, в середке, между нами воткнули таганок, поставили котелок, паяльную лампу и приготовились варить хлебово.
Дальним краем лайды, метрах в пятистах, низко над землей, изгибаясь по рельефу, тяжело махая крыльями, выгребал против ветра, на северо-восток, небольшой косяк гусей, голов на восемь.
– Смотри-ка, все-таки тянут, – сказал Алексей. – Ну-ка, помани…
 
Накосячили
Манок мой сделал из латунной гильзы друг Иван Малахов. Манок был удачный и служил мне потом много лет. Я несколько раз поманил. Гуси не отреагировали.
Еще через час где-то сзади нас раздался гусиный гомон. Обернувшись, мы увидели пролетевший над нами на большой высоте косяк, который, завидев нас, загомонил.
Я опять начал манить, но также безуспешно. Кстати,  позднее я понял, что, если заслышал сбоку или сзади гусиный гомон, можешь не дергаться – гуси тебя увидели.
Сидели мы в черных очках с пластмассовой оправой (чтобы не блестела) – люди научили. А вот гигиенической помадой и лепестками для носа воспользоваться поленились. Через несколько дней мои губы и нос вполне годились для пособия в мединституте.
Небольшими группками мимо нас проходили олени. Одни важенки, быков не было. Проходили совсем недалеко, иногда метрах в двадцати пяти, но, как только натыкались на струю нашего запаха, бросались бежать.
Просидели мы полдня.  Сварили хлебово, наговорились досыта. И вдруг вдалеке, справа от нас, я заметил какое-то движение. Стал искать рукой бинокль и перестал – на нас шли гуси. Шли уверенно.
Амбразуры были в середине холста и мы в них смотрели. Задергались, хватая ружья, готовясь к стрельбе. Но гусей не спугнули, что непременно произошло бы, сиди мы в нормальном скрадке и наблюдай за обстановкой поверх бруствера.
Гуси приближались. Манить не было никакой необходимости.
Гуси, как известно, заходят на ветер. Так как дул «север», они не поворачивали ни влево, ни вправо, а шли прямо.
– Бьем! – заорал Леша, и мы вскочили, одновременно прицеливаясь.
Гусей было штук пять. Увидев нас, косяк развалился. Два пошли влево, остальные – вправо. Я отдуплетил – впустую. Леша выступил точно так же. Когда прошел трясун, мы стали обсуждать неудачу.
 
«Сбегаю, может, записку передам»
Вернулись мы вечером на базу. Леня был пустой, а Толя с одного налета из МЦ21-12 взял всех трех налетевших. Больше налетов у него не было. В разговоре мужики проронили, что время их поджимает и они завтра ждут вертолет.
Утром погода не изменилась. С той же силой дул северный ветер. Я и Леша направились в скрадок, мужики остались ждать вертолета.
После того как мы устроились в скрадке, Леша продолжил свои нескончаемые рассказы. Был он майором милиции, знал и видел по службе многое и многим хотел поделиться. При этом большая часть воспоминаний носила сексуальный оттенок. Одним словом, в нашем скрадке было нескучно.
Гусь не шел. Около 12 часов затарахтел вертолет, и на базу подсела «четверка». Посидела минуты три, не останавливая винтов, потом газанула и ушла дальше на север. Предупредил – сообразили мы и стали варить хлебово.
Действительно, часа через два вертолет вернулся и подсел основательно, остановив винты.
– Будут перекусывать, – сказал Леша.
И, поднявшись, добавил:
– Сбегаю, узнаю, что к чему, может, записку передам.
Я остался один и еще старательней начал  всматриваться в горизонт.
 
«Гуменник», – подумал я
Вдруг меня как будто что-то толкнуло. Я упал на колени, переполз к Лешкиной амбразуре и глянул в нее. На скрадок шли три гуся. Были они совсем близко. Пока я хватал левой рукой ружье, пока перехватывал его правой, пока в ватных штанах и поднятых заколенниках вскакивал, пытаясь на ходу прицелиться, и наконец вскочил – гуси уже нашли на скрадок.
Совершенно случайно я не повторил тех ошибок, с первого налета.
Гусей я прозевал – поэтому они подлетели близко; затянул со вскакиванием – поэтому гуси зависли прямо перед скрадком. В упреждении же не было никакого смысла, потому что висели гуси на одном месте, как фонари, отмахивали крыльями, борясь с инерцией полета и встречным ветром.
Я выстрелил по правому гусю раз, потом второй. Второй выстрел был в небо ясное, так как после первого гусь, подогнув крыло, боком рухнул на снег метрах в пяти от меня.
Гусь был большой. Гуменник, подумал я. Потом узнал, что был прав.
Выскочил из скрадка, подобрал двумя руками гуся, вернулся назад. Гусь был бит мертво. Я аккуратно сложил его, как рассказывали, – голову под крыло. Зачем-то достал из рюкзака сухую тельняшку, завернул в нее добычу, потом все это засунул в пластиковый пакет, положил его сзади бруствера и присыпал снегом. Ну, Леша, подумалось мне, сейчас ты увидишь…
А вертолет тем временем запустился, винты раскрутились, машина легко поднялась и ушла на юг, к городу.
Я еще посидел, Леша не возвращался. Пусть отдохнет, подумал я. Наверное, решил сегодня в скрадок больше не садиться.
День заканчивался. Я решил возвращаться на базу. Собрал вещи, взял гуся. Профиля снимать не стал, хотя читал, что надо. Гусь здесь не местный, проходной, к профилям не привыкнет, решил я.
 
«Хороший ты парень, майор»
В сенях базы положил вещи, вынул гуся и, уже не выдерживая, заорав: «Леха, птичка-невеличка…», заскочил в дом. Там никого не было. На столе стояла недопитая бутылка коньяка, а под ней записка: «Аркаша! Извини! Я решил вернуться в Норильск».
«Хороший парень ты, майор», – подумал я тогда.
А как возвращаться? Кто и когда за мной прилетит? На охоту ходить  больше нельзя: если вертолет прилетит, то от скрадка мне шлепать минимум полчаса, а если развезет, то и час – может не дождаться. К тому же один. Черт знает, что и как. Воспоминания о медведе, убитом  в нашей избе, тоже энтузиазма не добавляли.
И чего вдруг Леха улетел? Наверное, размышлял я, собственные рассказы и воспоминания так взволновали, что срочно потребовалось в Норильск.
Ночь кое-как перекантовался. Было неуютно. Проснулся от гусиного гомона. Вышел из сеней. Ветер развернулся на 180 градусов. Дул «южак».
А вокруг, сколько хватало глаз, пер гусь. Косяк за косяком. Выше, ниже, дальше, ближе. Наиболее густо, как мне показалось, летел он там, где располагался наш с Алексеем скрадок.
Азарта не было. Надо уходить, подумалось, пока все не развезло. Решил, что пойду на метеостанцию, которая располагалась в месте впадения Дудыпты в Пясину.
Сборы были недолгими. Ружья, патроны, чужой спальник, бинокль, гусь – те же два рюкзака. Спустился на речку. Встал на лыжи и двинулся. Наста не было, снег набух.
Лыжи проваливались неглубоко, сантиметров на пятнадцать. Но не скользили. Приходилось шлепать. Снегу налипало на них при каждом шаге килограммов по пять, потом мне стало казаться, что по десять, а потом – еще больше.
Дышать полной грудью мешал передний рюкзак. Приходилось останавливаться, отодвигать руками рюкзак и ждать, пока отдышусь.
Взмок. Остановился, снял бушлат, приторочил его к рюкзаку и пошел дальше. Свитер – что он был, что не был – продувался насквозь. Но холода не ощущал.
 
Лебеди не бросили
Шел, шел – сдох. Остановился, слез с лыж. Связал их на носках и на креплениях. Привязал рюкзаки к лыжам и поволок эти нарты. Через какое-то время понял, что стало хуже: проваливался выше колен, каждый раз выдирая ноги из мокрого снега.
Снова надел лыжи, рюкзаки, пошел дальше.
А гусь пер и пер.
Вдруг нагоняет меня звук, похожий на движение шипованной «Волги» по московскому асфальту. Звук настолько похожий, что поначалу я даже не обернулся: ну едет себе и едет машина. В следующее мгновенье я решил, что это едет моя крыша. Шипованная «Волга», река Пясина! Все разъяснилось, когда над моей головой – низко, низко – прошли два лебедя. Это их крылья издавали такой звук.
Прошли над моей головой, сели в метрах пятидесяти впереди, осмотрелись и вразвалочку, как пингвины, пошли вперед. Периодически один из них оборачивался, кивал-кивал  головой, как будто говоря: «Давай, мужик, шлепай, не отставай!».
Лебеди были кликуны, очень крупные, с желтыми клювами и черными лапами.
Смешно сказать, но идти стало легче. Шел тогда я и думал: вот дела, человек бросил, а птица ведет.
Все-таки двигался я чуть быстрее и стал нагонять моих тренеров. Когда до лебедей осталось метров тридцать, они взлетели, дали круг и опять, сев подальше, повели меня. Это повторилось раза три.
Так мы и дошлепали до поворота, за которым я увидел  станок Дорофеевку, где жили Василий Степанович с женой Ниной. Убедившись, что у меня все в порядке, лебеди взлетели, дали круг и ушли на север.
 
«Иди рекой…»
Через полчаса я уже подходил к избе охотника. По пути осмотрел его скрадок, сложенный на вытаявших камнях из плавника. С десяток сучьев, прозрачный насквозь. Но правильное поведение позволяло успешно охотиться.
Отдохнул у Тырличей, попил чаю. Оставил патроны, бинокль, другую мелочевку. Забрал ружья, чужой спальник, гусей (хозяева добавили второго – для дочери в Норильске), две бутылки с холодным чаем, попрощался с хозяевами и двинулся в путь.
– Иди рекой, – напутствовал меня Василий Степанович. – Берегом, конечно, ближе, но ручьи вспухли, не пройдешь. Держись середины.
Возле дома собрались собаки – счастливые, сытые. Шел массовый отел дикого оленя, и собаки отъедались за всю зиму. Вожак так вообще полтеленка принес в пасти.
Двинулся я дальше. Идти мне предстояло около двадцати километров. Было часа четыре пополудни, а дойти до места я намеревался к 9–10 часам утра следующего дня. По словам хозяев, на мерзлотнике возле метеостанции к этому времени ждали грузовой вертолет.
Дошел до точки Сенькин Мыс, где Пясина разливается на несколько километров, обогнул ее и замер, пораженный редким зрелищем.
Важенки, сбившись в огромный табун, думаю, несколько тысяч голов, переходили залив, и головные уже достигли дальнего берега. В это время последние, которые шли в табуне, увидев меня, развернулись и кинулись назад. За ними развернулся весь табун, даже те, которые уже почти перешли, и минут десять с топотом, приглушенным снегом, он несся мимо меня.
Пройдя еще немного, за поворотом я увидел метеостанцию и факторию Кресты. Воздух на Севере прозрачный: вроде, вот они, постройки, совсем близко, а на самом деле до них почти 12 километров.
Устал. Совсем выдохся. Чай давно кончился, пить хочется. Снег не помогает – от него жажда только сильнее.
 
Плавали, знаем…
В стороне, в метрах пятистах от моего маршрута, вижу открытую воду. Соображаю, что это Дудыпта дала воду, и решаю попить. Повернул. Не доходя метров двадцати до воды, слез с лыж, положил на них ружье и, решив достать кружку, снял рюкзак.
Вот это меня и спасло.
Метров через пять у меня из-под ног поперла вода, черная такая на фоне снега. А сам я стал быстро опускаться вниз, не чувствуя под собой никакой опоры. Резко кинул себя на спину и раскинул руки. Извиваясь как червяк, подгребая руками, стал на спине отползать от этого места. Через какое-то время попробовал поднять одну ногу и положить ее на снег, затем вторую. Получилось. Так, на спине, и дочухал до лыж. Встал, собрался и пошлепал дальше. Вот они, прогулки в одиночку, стучало в голове.
Дошел наконец до бугра, где стояла метеостанция. Бугор был весь вытаявший, у его подножья я слез с лыж и пошел наверх. На лыжи смотреть не мог. Не удивлюсь, если они и поныне там.
Сел на теплое, высушенное весенним солнцем крылечко, и так мне стало хорошо.
Три дня ждал вертолета. Дождался. Он шел с севера. Был забит охотниками и трофеями, как автобус в часы пик. Даже механик просил: «Товарищи, потеснитесь!»
Подлетая к точке Карго, вертолет начал заходить на посадку.
– Тут еще одного надо забрать, – пояснил механик.
Я закричал, что никого забирать не надо, что я уже здесь, и мы полетели дальше. Так познакомился с железным правилом: забросили – заберут.
Во избежание встречи с охотнадзором сели не на Вальке, а на площадке у геологов. Ожидавшие машины развезли всех по домам.
Все-таки прилетели начальники, хоть и маленькие.
Гусь, запеченный в духовке с маринованными яблоками, был сказочный.
 
…Недели через две позвонил Леша  и спросил, не захватил ли я с собой в Норильск его шерстяные носки, которые он забыл на точке. Вот как может естество прикрутить человека – аж носки забыл!
Расстроил я Леху. Носки его я захватил, но оставил у Тырличей.
0
Горсправка
Поиск
Таймырский телеграф
Норильск