Завтра в Норильском Заполярном театре драмы – юбилейный бенефис. Юбиляр – заслуженный артист России Сергей Игольников – впервые выйдет на сцену в роли Ильи Ильича Обломова в спектакле по пьесе современного драматурга Михаила Угарова, написанной по мотивам романа Гончарова.

Режиссер спектакля “Обломов OFF” Владимир Гурфинкель выбрал для бенефиса пьесу Угарова из множества других, более доступных и с предсказуемым финалом. Режиссеру и юбиляру хотелось, чтобы новая роль стала новым этапом как в творчестве актера, так и театра в целом. Похоже, это удалось. Сейчас они ждут оценки зрителей. Единственное, в чем уверен бенефициант, – это то, что такие спектакли должны быть в репертуаре. – Мы репетировали два месяца: утро – вечер, утро – вечер. Я жду даже не премьеры, а когда спектакль немного обкатается и можно будет спокойно работать, ни на что не отвлекаясь. Для меня это очень непривычный материал – у Угарова мало что осталось от Гончарова в смысле сюжетной линии, но глубина и масштаб проблем, затронутых в пьесе, поражают.   С благодарностью от летописца – За три десятилетия работы в Норильском Заполярном вы могли публично отметить не одну круглую дату. Какой это бенефис по счету? – Первый бенефис на моей первой и единственной сцене, если не считать полгода работы в иркутском ТЮЗе. Мне предлагали отметить сорокалетие в 2001-м и сорокапятилетие, но я решился только в пятьдесят. – Что из последних больших ролей вашего репертуара предшествовало Обломову? – Пожалуй, это была постановка Феликса Бермана по ибсеновскому “Строителю Сольнесу”. Очень хороший, точно выверенный, ансамблевый спектакль, в котором все актеры работали на одном дыхании. – 9 мая исполнится ровно 10 лет, как не стало Бермана. В его записках, опубликованных в “Википедии”, есть строчки об этом: “Когда поставил последнюю мечту своей жизни – “Строителя Сольнеса”, я заскучал”. И через предложение: “Оглядываясь на собственный путь и подводя итоги, мог бы сказать: я нес столичную театральную культуру в провинцию и пытался воплощать ее с помощью талантливых провинциальных артистов”. – В нашем театре он назывался “Там наверху” и шел только сезон. Зритель его не понял, а очень жаль. Я четверть века практически не сходил со сцены, только последняя пятилетка выдалась более спокойной. – С “Обломовым”, думаю, покой вам будет только сниться. После общественного просмотра столько разноречивых мнений. Мне спектакль был по-настоящему интересен, да и те, кто его не принял, сошлись во мнении, что постановка Гурфинкеля – настоящий театр. А какая изысканная сценография от Ирэны Ярутис! – Добавьте еще оригинальную музыку Виталия Истомина. У нас в театре уже лет десять не писали музыку к спектаклям. В последний раз – в эпоху Горина. У меня были очень хорошие работы в спектаклях по его пьесам. И в “Кине IV”, и в “Королевских играх”, и в “Чуме на оба ваши дома”, и в “Шуте Балакиреве”. До сих пор храню программки с автографами Григория Израилевича. – Что на них написано? – Например, на программке к “Кину” Горин сделал надпись: “Королю пьесы с благодарностью от летописца”. На второй, к “Чуме...”, назвал меня “лучшим герцогом Вероны”.   Лишь бы любимая рядом – Вернемся к музыке. Известно, что вы были композитором нескольких театральных постановок. – В конце 1980-х я написал первые четыре песни к сказке. Получилось. Потом еще пять сказок, но самое большое достижение – музыка к спектаклю для взрослых “Аз и Ферт”. Наверное, я мог бы стать музыкантом, так как увлекался игрой на гитаре с детства, даже пел и играл в школьном вокально-инструментальном ансамбле. Руководитель нашего ВИА решил поступать в театральное училище и уговорил меня поехать с ним в Иркутск. К тому времени ни он, ни я и в театре ни разу не были. Как он меня убедил, не помню, думаю, что мы оба имели неправильное представление о профессии актера. Нам казалось, что артист – это слава, деньги, признание, но мы путали театр с кино. Когда я узнал, что начальная ставка артиста в театре сто рублей, то очень удивился. – Удивился, но остался в театре… – Остался. Уходить хотел из училища, так сначала было трудно. Сейчас, когда уже лет 15 занимаюсь и преподавательской деятельностью, в тех, кто впервые приходит на занятия, вижу себя. В свое время, пытаясь разобраться в премудростях актерской профессии, ничего о ней не зная, я так же не понимал, чего от меня хотят. Легче стало только на втором курсе. Тем, кого учу, стараюсь как можно доходчивее объяснить суть профессии. Что главное в ней не слова говорить громко и с выражением, а то, что стоит за ними. Слово лишь одно из выразительных средств, центральное, но одно из… Между прочим, и Лариса Потехина, из-за которой я оказался в Норильске, после первого полугодия учебы в театральном уехала домой. Успокоившись, подумав, она вернулась в училище, а после его окончания стала актрисой Норильского Заполярного театра драмы, как раз в тот период, когда главным режиссером здесь был Леонид Савельевич Белявский. В конце 1970-х, я еще учился, но уже был зачислен в труппу иркутского ТЮЗа, сейчас имени Вампилова. Планировал жить в Иркутске, но любовь перечеркнула мои планы. Когда я летел в Норильск, то не знал, согласится ли Лариса стать моей женой. Мне тогда было все равно, где жить и работать, лишь бы любимая рядом. В результате остался в Норильске. Театр только что вернулся с первых и очень удачных столичных гастролей. Меня принимали в труппу через худсовет, в состав которого входили директор Норильского Заполярного Гольман, главный режиссер Белявский, режиссер Гальперин, артисты Гребень, Романов. Могли бы и не принять. Такую же приемку проходили и спектакли. Сейчас такое и представить невозможно. – И были спектакли, не пропущенные худсоветом? – Помню, как закрыли погодинских “Аристократов” в постановке преемника Белявского, главного режиссера Бориса Николаевича Преображенского. Правда, это было сделано из идеологических соображений. В спектакле заключенные выходили на сцену, распевая: “Нам песня строить и жить помогает…” В спектакле было много находок, не устроивших худсовет. Сегодня не вспомню, каких именно, меня в то время волновали совсем другие вещи. – То есть? – В юности голова мало работает, трудится душа. Сейчас, к сожалению, жизнь воспринимается в основном головой, а тогда весь организм был включен. Эмоции захлестывали и перехлестывали, и жизнь казалась гораздо интереснее. Но это лирическое отступление. Труппа, созданная Белявским благодаря жесточайшей системе отбора, была очень мудро укомплектована. Мы тогда могли сыграть все. Много было мастеров. Тот же Юрий Григорьевич Гребень, Виктор Александрович Романов. Последний, как он утверждал, играя, душу не тратил, а использовал технику. Техника, надо отметить, у него была потрясающая. Юрий Григорьевич был его противоположностью. Гребень работал нутром, через сердце, душу. В те годы в полную силу развернулся и талант Василия Решетникова.   Что ж дальше? – А с чего начинали вы? – Свою первую большую роль я сыграл в спектакле нашего очередного режиссера Семена Гальперина “Салют динозаврам!” с Ниной Мильевной Свешниковой. Замечательный спектакль! Двухактная пьеса на двоих актеров, один из которых только пришел в театр. Нина Мильевна – хорошая, опытная актриса. Мы с ней очень подружились, несмотря на разницу в возрасте. Она – Мильевна, а я – Эмильевич. Как и Романов, Свешникова принадлежала к ленинградской театральной школе. – За тридцать сезонов в театре сменилось не одно поколение актеров и режиссеров. Для постановки бенефисного спектакля вы выбрали Владимира Гурфинкеля. Почему именно его? – Во-первых, я ему доверяю. Во-вторых, в театре очень редко актеры сохраняют хорошие отношения с режиссурой. Рано или поздно происходит конфликт. У нас с Гурфинкелем сохранились добрые отношения со времени, когда Владимир Львович работал очередным режиссером в нашем театре в середине 90-х годов. Я и Лариса играли практически во всех его постановках. Достаточно вспомнить “Все в саду” Олби и “Прикоснись к моей улыбке” Герша. Второй спектакль шел несколько сезонов, и его очень любили зрители. За короткий период работы в Норильске Гурфинкель очень много успел сделать. Владимир Львович создал театральную студию, которую и через 15 лет помнят в городе. Мне захотелось вновь с ним поработать. – А самому никогда не приходилось выступать в роли режиссера? – Только со своими студийцами. Я мог бы спокойно ставить и на Малой сцене, но не на Большой, там другие требования. – Из самого северного театра рано или поздно уезжают. Не станет ли ваш юбилейный бенефис еще и прощальным? – С нашим театром прощаются и в 50, и в 60. Например, Александр Амелин уехал, когда ему было под 70. Жил бы я в Иркутске, работал бы там, сколько бы работалось, а с Норильском приходится расставаться. – Вы уже думали о том, чем будете заниматься после Норильска? – Это будет совсем другая история. Знаю наверняка, что не стану работать в репертуарном театре. Не исключаются участие в антрепризных спектаклях, съемки в кино. Я совершенно точно знаю, что сейчас для меня заканчивается определенный этап в жизни. На бенефисной программе процитированы строчки из стихотворения Валерия Брюсова: “Что ж дальше? Новые разыскивать трагедии,/Для новых mises-en-scene расчерчивать тетрадь?” Самое интересное то, что будет дальше. Но сначала нужно сыграть премьеру.

На дуэт Лариса Потехина – Сергей Игольников в “Прикоснись к моей улыбке” норильчане ходили несколько сезонов