Понедельник,
24 июня 2019 года
№6 (4675)
Заполярный Вестник
Бесконечная красота Поморья Далее
Экстрим по душе Далее
Гуд кёрлинг! Далее
С мечом в руках Далее
Лента новостей
15:00 Любители косплея провели фестиваль GeekOn в Норильске
14:10 Региональный оператор не может вывезти мусор из поселков Таймыра
14:05 На предприятиях Заполярного филиала «Норникеля» зажигают елки
13:25 В Публичной библиотеке начали монтировать выставку «Книга Севера»
13:05 В 2020 году на Таймыре планируется рост налоговых и неналоговых доходов
Все новости
Женский конвой
Есть такая профессия
12 января 2009 года, 12:36
Текст: Виктор КИМ
Женщина в милиции – тема особая. Реальный образ дамы в погонах всегда заслоняют годами выработанные штампы: это либо знакомая по сериалам женщина-следователь с вечной хмурой складочкой на лбу, либо эксперт (помните знаменитую Кибрит из «Знатоков»?), на худой конец – кинохохотушка из какого-нибудь милицейского архива.
   И вдруг – совсем другое, непривычное. Женщина… конвоир! Когда мне сообщили, что есть такой интересный герой, первым делом в памяти всплыл образ из «Зеленого фургона»: массивная тетя в солдатской форме конвоирует громко сокрушающегося конокрада: «Баба ведет!» Потому при встрече с вполне реальным норильским конвоиром я поначалу решил, что меня разыграли. Ну никак не ассоциировалась у меня с суровым охранным делом хрупкая девушка в милицейской форме.
- Светлана, вы и вправду… конвоир? – не удержался я от уточнения.
   – Вправду. Костина Светлана, сотрудник конвойной службы, – отрекомендовалась моя новая знакомая.
   – Извините мое недоверие, но я понимаю, как большой дядя в сапогах 50-го размера может удержать подследственных от противоправных действий. А как может конвоировать «контингент» симпатичная хрупкая девушка?!
   – А почему бы нет? Девушку-конвоира задержанные иногда могут даже лучше слушаться. Кстати, интересно следить за их реакцией, когда машина только приходит из СИЗО: они выходят и вдруг видят девушку-конвоира. Кто-то даже оступается от неожиданности. Подследственные бывают даже галантными. Пытаются оказывать знаки внимания. Обещают писать, хотя пока никто обещания не выполнил, – смеется Светлана. – Ну а если серьезно, в СИЗО ведь находятся не только мужчины, но и женщины. А женщину по правилам обязательно должна сопровождать женщина, потому что… ну, есть много мест, куда мужчина сопровождать не может. Так что девушка-конвоир – вполне нормальное дело. К тому же в конвое всегда два человека – и мужчина-конвоир ситуацию «страхует».
 
Конвой не устал
   – В чем, в двух словах, состоит ваша работа?
   – В СИЗО находятся люди, которых нельзя выпускать из его стен одних. Вот мы их сопровождаем. В больницы, в суды, на следственные эксперименты. Все, что связано с их жизнью вне СИЗО, происходит на наших глазах.
   – И эта жизнь может быть достаточно активной?
   – Вполне. Пока идет расследование, задержанный может каждый день куда-то выезжать. А с ним и мы – те, кто охраняет правонарушителей, ограждает от них остальных людей.
   – Выходит, вся ответственность за пребывание задержанных вне стен СИЗО лежит на вас? Это не опасно?
   – У человека, который содержится в СИЗО, очень редко возникает мысль плохо себя вести. Ведь он и так под следствием, и ему не хочется усугублять свое положение. Поэтому обычно хватает слов, физическая сила у нас применяется очень редко.
   – Но подследственный может «психануть»?
   – Конечно, такое бывает, но… нас учат, как вести себя в такой ситуации. Умеем остановить.
   – А были случаи, когда конвоируемые реально пытались сделать «шаг в сторону»?
   – Да, но у нас все строго. Нарушитель был схвачен прежде, чем сам по-настоящему сообразил, что пытается бежать. Мы всегда начеку. Работа такая, что ни на секунду нельзя расслабиться.
   – И в какое время складываются эти «секунды»?
   – У нас шутят про 25 часов в сутки. А так – суд, например, может начаться в 10 утра, закончиться в 6 вечера. И все это время мы – с подследственным. Плюс пока доставил его, пока обратно отвез. До 8–9 часов вечера работаем. Ну а если повезешь подследственного в Кайеркан и дорогу заметет… тут уж как получится!
 
Мужчины и женщины
   – В конвойной службе много девушек?
    – Почти в восемь раз меньше, чем мужчин.
   – Это как-то соотносится с количеством женщин среди правонарушителей?
   – Отчасти. Правонарушителей-мужчин, конечно, больше. Зато с женщинами намного сложнее. Намного! Мужчины ведут себя спокойнее – и в камере, и в суде. Иногда так тихо – не видно их и не слышно. А женщин слышно всегда. Они пытаются переговариваться со всеми, что строжайше запрещено. Им постоянно нужно куда-то выходить. Им постоянно что-то нужно.
   – Правонарушительницы более эмоциональны?
   – Да. И это, опять же, довольно тяжело, потому что и мы тоже женщины, и у нас остается какое-то сопереживание. Процессы бывают разные, случается так, что у кого-то дети остаются одни, голоса эти детские в суде: «Мама, мама!». Тоже жалко. Особенно поначалу. Потом начинаешь узнавать, как некоторые женщины используют детей, чтобы специально вызвать жалость. Хотя на самом деле «маме» на них наплевать, дети с ней не живут, она даже не помнит, кто когда родился. Вот такое про людей выясняешь.
   – А вы давно работаете в конвое?
   – Два года. Сначала было тяжело, а сейчас уже не так близко принимаешь к сердцу то, что видишь на работе. Хотя привыкла не сразу. Было дико, когда смотрела, как человека закрывают в камере. Когда видишь это своими глазами, тяжело. Я понимаю, что это преступник, что он должен там находиться, но вначале трудно осознать: мы сидим свободно, а там человек закрыт. Первый месяц это было шоком. Но со временем в душе срабатывает какой-то переключатель – с работы на обычную жизнь.
   – Долго привыкали?
   – До полугода жалко было всех. А после начинаешь получше узнавать людей. Смотришь на иного, думаешь: ну как такой мог сюда попасть, он же наверняка не виноват. А на процессе наблюдаешь, как этот человек начинает врать, выгораживать себя. Так выясняются обстоятельства, которых ты и представить не могла. И начинаешь понимать психологию человека – где он врет, где действительно виноват.
   – Специальная психологическая подготовка у вас есть?
   – Да, есть психолог, который в любой момент может дать подсказку. Но и сама уже угадываешь. Вначале я больше ориентировалась на статью, по которой человек проходит. Если статья за убийство – все очевидно. Но потом узнала, что от иного человека, замешанного в мелкой краже, может исходить куда большая опасность.
   Запомнился один случай. По произошедшему в Кайеркане убийству проходила девушка 16–17 лет вместе со своим парнем. Убийство очень жестокое: два трупа. Молодой человек все брал на себя. Он был постарше девушки, она выглядела такой хрупкой, нежной. И вот в процессе суда доказывается, что эти два жестоких убийства совершила… именно эта девочка! И смотришь на нее, вроде бы нормальную, приветливую, и понимаешь, что, встретив ее на улице, никогда не угадала бы скрытую угрозу.
 
Жила-была…
   – Светлана, как в такую профессию девушки приходят? Неужели жила-была девочка Света и в каждом школьном сочинении писала: «Я мечтаю конвоировать преступников»?!
   – Просто мама 20 лет работала в милиции. Детство мое прошло в милицейской среде. Правда, я думала, что не пойду сюда работать, но вот так получилось…
   – Что подтолкнуло?
   – Да все было просто. Какое-то время я не работала, находилась  дома с ребенком. Когда пришло время искать работу, мама предложила пойти в милицию, я так и сделала и не жалею об этом. Когда работаешь в милиции, все-таки чувствуешь себя более надежно. Это госорганизация. К тому же здесь достойный заработок со всеми льготами.
   – Кстати, о надежности. Чувство собственной защищенности при работе в милиции появилось?
   – Конечно. С самого начала. У нас город ночной. Когда идешь по улицам – девушке все равно неуютно, чаще оглядываешься. Особенно когда поработаешь и узнаешь, что на этих самых улицах может твориться… Но со временем действительно появляется уверенность. У нас проходит спецобучение. Конечно, не любого положим на лопатки, но все-таки себя защитить можем.
   – А внутренне в характере что-то поменялось?
   – Я вообще по натуре очень мягкий и ласковый человек. Была. Теперь это осталось для семьи, а на работе и в жизни – сняла с себя розовые очки. Увидела, какими люди могут быть. Понимаешь, что много таких ходит на свободе… и это воспитывает осмотрительность!
 
Ба! Какие люди!
   – Как долго у вас могут задерживаться «постояльцы», как долго иногда приходится наблюдать человека?
   – Самый долгий период на моей памяти, когда следствие продолжалось 10 месяцев. Но бывает так, что некоторых «клиентов» мы встречаем снова и снова. Есть люди, которых ничто не учит. Даже если приговор оказался откровенно мягким, некоторые умудряются писать жалобы на «суровость наказания». Но выводов не делают. Проходит время, и мы с ними опять встречаемся. И они уже нас знают, а мы – их. Человек, который по-настоящему осознал свою вину, всегда отличается.
   – А в какой момент они раскрываются сильнее всего?
   – Люди бывают разные, эмоции разные. Но есть минуты, когда мало кто сохраняет хладнокровие. Мы это знаем и ждем, чтобы не было сюрпризов. Самый тяжелый момент для подсудимого – когда зачитывается приговор. Пока идет процесс, до многих еще не доходит, что произошло. Но приговор – удар даже для самых сильных. До этого момента любой человек на что-то надеется. А когда судья произносит последнюю фразу, называет срок, тогда выражение лиц у всех одинаковое. Кто бы ни был – мужчина, женщина, какая бы ни была статья. Это конец. Это – все.
 
Семья, друзья и мечты
   – А как друзья и знакомые реагируют на вашу работу? Вот знакомится кто-то с симпатичной девушкой: «Где работаете?» – «В милиции». Собеседники не бледнеют?
   – Если я с кем-то знакомлюсь, стараюсь не распространяться, где работаю, потому что реакция разная, – признается Светлана. – У нас милицию не все любят. Даже те, кто не сталкивался, ведут себя настороженно. Я не раскрываюсь. Зачем? Пускай рассказывают все свои тайны! – Светлана смеется, но продолжает уже серьезно: – Если честно, терпеть не могу, когда пугают детей милиционером. Это несправедливо. Ведь если что случится, куда все бегут? В милицию. Так зачем с детства пугать? Наоборот , надо учить, что милиционер защитит, поможет.
   – А ваш малыш уже понимает, где мама работает?
   – Да. У нас ведь не только мама, у нас и папа милиционер.
   – То есть про дядю Степу ребенку уже и читать не надо – все на глазах? А признайтесь, Светлана, муж-милиционер – это уже такая профессиональная оценка мужчин по роду занятий?
   – Вовсе нет. Ведь когда мы познакомились, он еще не работал в милиции. Познакомились мы как люди творческие. Муж мой раньше серьезно занимался фотографией. Я тоже. Это и свело нас. А уже потом так же вместе попали в милицию. По образованию я художественный руководитель кинофотовидеостудии. Но после учебы съемкой не занималась. Считаю, что этим делом должны заниматься гении. А если ты не гений, за кино лучше не браться. Только для себя.
   – А фотографией продолжаете заниматься?
   – Сейчас меньше. Больше времени трачу на семью.
   – С коллегами-милиционерами вне работы есть общение?
   – Конечно, есть. Тут появляются друзья. Надежные, проверенные. Но, когда мы вне работы, о ней не вспоминаем.
   – Понятно. Тогда последний вопрос: о чем мечтает девушка, которая служит в конвое?
   – Мне хочется и дальше оставаться в милиции. Но, наверное, заняться чем-то новым. Наша работа не та, на которой можно постоянно учиться и узнавать все больше и больше. Поэтому со временем она становится не особо захватывающей. Честно говоря, меня интересует криминалистика. Копаться, расследовать, анализировать. Ну и пресс-служба – тоже интересное дело, учитывая мое образование.
0
Горсправка
Поиск
Таймырский телеграф
Норильск