WAP
PDA
Охота пуще неволи
СПЕЦИАЛЬНЫЙ РЕПОРТАЖ
|
18 октября 2012 года, 12:45 Фото: Денис КОЖЕВНИКОВ Текст: Денис КОЖЕВНИКОВ
|
| Окончание. Начало в №196 за 17 октября
Рассоха: создавалось на века? Совсем по-иному выглядела действующая база дальше на севере. Здесь, на Рассохе, в ожидании оленя жили несколько человек, включая бригадира. Тут были ледник, баня, казарма, большая столовая с кухней, амбар для разделывания туш и даже подобие небольшой железнодорожной ветки до ледника, которая тоже действовала при помощи электролебедки. Рассоха – типичный пример некогда процветавшего промысла в лучшие времена народного хозяйства. Яркое тому подтверждение – развешенные в столовой вымпелы “За успехи в социалистическом соревновании”, позолоченными буквами на кумаче обещающие, что вот-вот “мы придем к победе коммунистического труда”. Портрет Сталина на стене и деревянная радиола с проигрывателем в углу только усиливали атмосферу былого порыва большой и дружной коллективной работы. Выцветшие почетные грамоты за успехи в промысловом деле и просторные помещения – все здесь говорило о том, что база несколько десятилетий назад создавалась на века, для людей и с расчетом на неисчерпаемость природных ресурсов. В начале 80-х годов на Рассохе оленя била бригада до 40 человек. Это для них тут построена огромная казарма с широкими общими нарами вдоль обеих стен и большой печью посередине, в дымоход которой вмонтирован котел для подогрева воды. За дверью – что-то типа красного уголка, где сейчас стоят лавки в ряд и телевизор. Промысловики-долганы Женя с Колей из поселка Кресты теперь смотрят здесь многочисленные каналы спутникового телевидения. За большим общим столом способны поместиться два десятка едоков одновременно. Кухня, за стеной, оснащена широкой столовской электроплитой и посудой соответствующего размера, в которой можно приготовить пищу сразу на всю бригаду. Поскольку такую тьму народу эти стены не принимали уже давно, то нынешние промысловики обходятся четырехконфорочной газовой плитой и простой железной печкой для подогрева. За пищеблоком и казармой – баня. Растапливается большой печью снаружи, дрова и уголь в топку можно закидывать лопатой прямо с улицы. Емкости с горячей и холодной водой установлены внутри. Все как у людей – предбанник, моечное отделение с лавками, парилка, шайки, ковшики, веники. До десяти человек одновременно поместятся запросто. По словам старожилов, в лучшие времена на Рассохе только за август промысловики добывали до 10 тысяч голов дикого северного оленя. Здесь тогда проходили самые оживленные пути миграции. Особых стараний по поиску добычи прикладывать не требовалось – посреди базы стоит вышка, на которой всегда находился наблюдатель. Как только олень подходил к реке, впередсмотрящий давал сигнал и охотники принимались за дело. Стрелять нельзя помиловать Схема промышленного отстрела едина: оленя били на переправе. Когда стадо подходит к реке, вожак какое-то время ходит вдоль берега, принюхивается и прислушивается. Все, кто ждет оленя в засаде на базе, не шелохнутся – печи не дымят, двери не хлопают, собаки заперты. Дикарь очень осторожен, и малейший шум может его спугнуть. Но когда стадо за вожаком входит в воду, от берега срываются моторные лодки и начинают кружить вокруг животных на середине реки. В это время оленя и стреляют – прямо в голову или шею, иногда даже не утруждая себя тратить пулю из карабина, довольствуясь дробовиком. Поскольку шерсть у оленя полая, наполнена воздухом, то и на воде он держится, не тонет даже обездвиженный. Убитых животных связывают плотами, транспортируют к берегу, где и потрошат, или буторят, как здесь принято говорить, вытряхивают бутор – внутренности. Шкуру, камус, субпродукты, рога и копыта разделяют уже на вешалах в амбарах. Потом все это отправляется в ледник и в дальнейшем через промхоз – на прилавки магазинов, в перерабатывающее производство, швейные цеха и сувенирные мастерские. На Севере традиционно было фактически безотходное производство. Положение дел кардинально изменилось в новейшей истории. Во-первых, не стало того размаха, с которым северяне заготавливали мясо. Бить оленя на законном основании никто не запрещает, однако производственный конвейер в свое время дал сбой. Охотников надо обеспечить продуктами, боеприпасами, снаряжением, топливом. Добычу надо сохранить и доставить до потребителя в товарном виде. Северянам известно: нет ничего хуже, чем неправильно обработанная, плохо хранящаяся, подтаявшая и несколько раз перемороженная оленина. Даже разделка туш бензопилой оставляет на мясе посторонний технологический запах. Во-вторых, последний принятый федеральный закон об охоте и новые правила родили массу вопросов у промысловых хозяйств. Охотники расценили некоторые положения документов как прямой запрет на традиционный отстрел оленя на переправах. Разного рода “зеленым” показался такой вид охоты негуманным, не оставляющим шанса животному в беспомощном положении на воде. Между тем опытные в этой области люди считают именно охоту на переправе наиболее гуманной. Стрельба по оленям в стаде на берегу, как правило, оставляет много раненых животных. Подранки уходят в тундру и, если их не удается разыскать, медленно и мучительно гибнут. Положения закона о сохранении и воспроизводстве ресурсов животного мира в данном случае уж точно не применимы. Впрочем, уточнять и корректировать правила согласно тому же закону – в компетенции региональных властей с учетом интересов постоянно проживающего на территории населения и тех, у кого традиционный уклад жизни и формы хозяйствования. Место для запятой в названии этой главы еще предстоит определить. Олень за углом Места на Пясине потому и ценятся среди промысловиков, что здесь можно найти добычу, буквально зайдя за угол избы. Когда мы высадились на Рассохе, наблюдатель на вышке как раз заметил небольшое стадо оленей в нескольких сотнях метров от базы. Упитанные и холеные, они спокойно копытили первый снег в непосредственной близости от жилья. Челябинские охотники и Владимир Мозговой припали к оптике карабинов, облокотившись на угол крайнего балка. Виталий Голобородько расположился тут же с кружкой горячего чая. Изучив местность и проведя рекогносцировку, Мозговой решил в полной мере использовать методы истинной охоты и подкрался с гостями поближе к стаду в обход через овраги. Молча пробираясь по кустам вдоль ручья, он то и дело давал знаки остановиться, припасть к земле, двигаться дальше или вообще лечь на землю. Вошедшие в азарт охотники готовы были ползать на брюхе по первому таймырскому снегу. Глава этой группы “хищников” все-таки вывел ее на выгодные позиции, и промерзший воздух тундры наполнился нешуточным свистом пуль автоматического оружия. Оборванное тихим шлепком жужжание означало, что заряд достиг цели – на равнине слышно далеко. На базе на слух подсчитывали добычу. Взяв карабин, Виталий Голобородько прицелился и подытожил: “Такую пальбу можно было и не открывать, без оптики и отсюда можно снять оленя”. Но стрелять не стал, предоставив возможность порезвиться гостям. Им еще предстояло научиться разделывать туши. Свои трофеи челябинцы собрали по тундре и доставили на базу при помощи снегохода. Здесь, на вешалах, искушенные в промысловых делах местные охотники преподали им уроки разделывания оленя. Все делалось по правилам – шкура к шкуре, мясо к мясу, камус – отдельно. В том, как бригадир снимал шкуры сразу с нескольких туш при помощи лебедки, виделась опытная рука мастера своего дела, набитая на поточной обработке большого объема добычи. Ужин, завтрак и обед из парного деликатесного мяса всем нам был обеспечен. Мясные блюда во всем своем многообразии – от шурпы до холодца – красовались не только на столе, но и остались после нас обитателям базы. С собой охотники с Урала увозили вожделенные трофеи – ветвистые рога дикого северного оленя. По тонкому льду До сих пор никто не может понять, какая нелегкая понесла нас домой на ночь глядя. Не последнюю роль, пожалуй, сыграла неудавшаяся попытка директора промхоза съездить дальше на север по своим промыслам. Едва отъехав от Рассохи, катер стал обмерзать от поднявшейся под пропеллером воды и просто потерял ход. Не рискнув двигаться дальше, Голобородько вернулся на базу. Такая новость заставила всех задуматься о завтрашнем дне и прогнозе погоды. Но, как оказалось, думали мы слишком долго: пока вкусили дивной оленинки, пока собрали вещички, пока заправились – сгустились сумерки. Но откладывать поездку уже никто не решился, и двумя катерами мы двинулись в обратный путь, решив до ночи дойти хотя бы до следующей точки, Дорофеевки, и там заночевать. Сначала на нашем катере лопнул патрубок. Пока мы ладили его обратно и снова запускали двигатель, он слетел еще раз. Когда мы его при свете фонарика установили окончательно, прошло больше часа и вокруг стало совсем темно. Все-таки двинувшись в нужном направлении, мы по дороге встретили возвращающийся за нами второй катер и, решив, что он развернется и пойдет следом, спокойно направились в сторону Дорофеевки. Ехать было около 20 километров, так что вскоре мы уже грелись у печки тамошнего бригадира. Но ни через час, ни через два второе судно не появилось. Вспомнив, как обмерзал катер накануне, мы решили, что ребята просто вернулись на Рассоху дождаться утра. А далеко за полночь всех на Дорофеевке поднял на ноги рев “вентилятора”, и в избу ввалились ругающие погоду на чем свет стоит путешественники. Несчастные 20 километров им пришлось добираться часов пять из-за обледенения: полчаса ехали, час скалывали лед. Никаких новостей, кроме доброй тонны льда на обоих катерах, утро не принесло. Вооружившись молотками, вениками и совками, мы до обеда освобождали наши суда от ледового плена, ежеминутно вспоминая, как полярные исследователи на парусниках боролись с той же напастью в Арктике. Сравнение с великими первооткрывателями оптимизма никому не прибавляло, потому что выгрести из всех укромных мест и вывалить за борт пришлось не один десяток килограммов замерзшей воды. Тросики рулевого управления пришлось отогревать строительным феном, который вместе с переносным дизель-генератором оказался в арсенале предусмотрительного Владимира Мозгового. Мы время от времени бросали взгляд на шугу в воде Пясины, и воображение рисовало картины очень непростого возвращения домой. Но как только отчалили, путь наш осветило яркое солнце, а резвый ход катера по первому льду озера Пясино вытеснил из наших душ тревогу и беспокойство. “Марсоходы” неслись по первому льду, как застоявшиеся жеребцы, через обледеневшие песчаные отмели и островки с покрытыми инеем кустами. Обстукивать ото льда катер пришлось всего один раз, после которого “вентилятор” полетел не останавливаясь прямо на виднеющиеся у горизонта трубы ТЭЦ-2. Наши напарники просто скрылись из виду, не иначе ошалев от близости заветного причала. Как потом выяснилось, они так разогнались, что, немного потеряв контроль над катером, несущимся по льду, как по шоссе, поперли “напрямик через кусты”, пугаясь собственного безрассудства. Оба “вентилятора” встретились у причала промхоза “Пясино” вполне благополучно, без поражений и потерь – сами причалили, сами вскарабкались на берег. Песок в рубке и кровь от добычи на палубе не в счет – издержки производства. С ошвартованных тут же судов промхоза сгружали топливо, запчасти, новенькие снегоходы для промысловиков, на причале громоздились контейнеры и рефрижераторы. То, что Голобородько не смог доставить на дальние точки лично, дальше обязались передать промысловики. За особым видом товара – коробкой сигарет – обитатели северных промыслов приехали на Рассоху на моторке сами: говорят, терпения нет, уши пухнут без курева. Обратно в Норильск Виталий Валентинович привез от семейной пары на дальнем промысле меховой подарок для дочери-студентки. Остальные вопросы удалось частично решить по рации и спутниковому телефону прямо на Пясине. …Меняются времена, оружие, формы хозяйствования и пути миграции оленя. Остаются неизменными лишь тучность стад и потребность в оленине. За ней промысловик уходит все дальше на север, а вслед тянутся новые законы и правила. Вот и подошла очередь менять охотничьи билеты, без которых недействительны ни документы на оружие, ни лицензии, ни разрешения на охоту. А пойди организуй всех промысловиков на обмен документов по всему пясинскому Северу! Приходится искать нестандартные решения и, бывает, по тонкому льду ходить. “Прошвырнуться по угодьям” для директора промыслового хозяйства, охотоведа по профессии и охотника по призванию, Виталия Голобородько, кажется, удовольствие тоже нечастое. У него и тут дел по горло – не успел катер ткнуться носом в берег, а к директору уже выстроилась очередь с челобитными, докладами и “на подпись”. Едва войдя в кабинет и бросив сапоги в угол, он усердно задышал на печать, ворча: “Что такое! Не успел уехать, а она уже засохла!”. Рядом стоит главный инженер и терпеливо ждет: не успел уехать, а неприятных новостей – букет. Времена меняются. И директор повторяет: “Не могу я хозяйство погубить – права не имею”. |
Вышли на выгодные позиции 
Трофеи собрали по тундре... 
...и доставили на базу 
Обед перед большой охотой 
Опытная рука все делает по правилам |
| 0 | Твитнуть |
