Апостол и его наследники
ГОД РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ
27 января 2012 года, 13:06 Текст: Валентина ВАЧАЕВА
|
Православный философ и богослов, физик, математик, инженер Павел Александрович Флоренский (9/22 января 1882 – 29 декабря 1937) мог бы стать норильчанином, если бы его не расстреляли за два года до того, как большинство обитателей Соловецкого лагеря отправили в Норильск.
– Расстреляли его под выборы, 29 декабря 1937 года, – рассказывает старший внук отца Павла профессор Павел Васильевич Флоренский, – на Соловках массовые расстрелы делались под праздники... Если употреблять слово “если”, я вижу не Соловецкий этап в Норильлаг, а другую судьбу. После второго ареста в 1933-м его сослали на Дальний Восток. Он работал в ведомстве всесильного Френкеля, но близкие стали писать прошения правительству, после чего его и отправили на Соловки, откуда в то время уже не освобождали… А на Дальнем Востоке он очень активно занимался вечной мерзлотой, разрабатывал дома на сваях. Много чего успел сделать. Когда его перевели в Соловецкий лагерь, работу заканчивал Каптерев, доживший до реабилитации и вернувшийся живым в Москву. Тоже Павел, Павел Николаевич. В поисках истины На Соловках Павел Флоренский сделал более десятка научных открытий, занимался добычей агар-агара и йода из морских водорослей. “Умный йод Павла Флоренского” теперь можно купить в любой аптеке. Будущий религиозный философ, ученый, священник родился в семье русского инженера путей сообщения в местечке Евлах (сейчас это территория нынешнего Азербайджана). Мать происходила из древнего армянского рода, поселившегося в Грузии. По настоянию отца первенца крестили в православной церкви в Тифлисе и дали имя в честь апостола Павла. В семье было еще шестеро детей, она жила замкнуто. После окончания гимназии (с золотой медалью) старший Флоренский поступил в Московский университет и в 1904 году блестяще окончил его физико-математический факультет. Тогда же он познакомился с епископом Антонием из Донского монастыря и попросил благословения на принятие монашества. Еще в 17 лет юноша ясно осознал ограниченность физического знания и невозможность познания истины без веры в Бога. По совету старца Флоренский поступил в Московскую духовную академию, чтобы испытать себя и получить духовное образование. Переехав в Сергиев Посад, он на многие годы связал свою жизнь с Троице-Сергиевой лаврой: преподавал в академии после ее окончания, писал книги по философии культа и культуры. Здесь у него появилась семья, родились дети. Незадолго до своего 30-летия Флоренский стал священником. В этом сане пять лет (до мая 1917-го) отец Павел редактировал журнал “Богословский вестник”. В первые годы после революции Флоренский работал в комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой лавры. После ее закрытия крупного ученого пригласили на работу в ВСНХ и в Главэнерго. На службу в советские учреждения он ходил в священническом подряснике. В этот период он сделал ряд научных открытий, разработал теорию и практику применения полупроводников, создал карболит, который стали называть “пластмассой Флоренского”. В первый раз его арестовали в 1928-м, но вскоре отпустили. Через пять лет, в 1933-м, после второго ареста Флоренского приговорили к десяти годам лагерей и отправили на Дальний Восток, в БАМлаг. Он мог бы дважды эмигрировать из СССР, причем со всей семьей, но дважды отказался, ссылаясь на слова апостола Павла, что надо довольствоваться тем, что есть. Реабилитировали тезку апостола в 1959-м – “за отсутствием состава преступления”. Если бы не “фамилия” В завещании своим детям Флоренский писал: “Старайтесь записывать все, что можете, о прошлом рода, семьи, дома, обстановки, вещей, книг и так далее. Старайтесь собирать портреты, автографы, письма, сочинения печатные и рукописные всех тех, кто имел отношение к семье. Пусть вся история рода будет закреплена в вашем доме, и пусть все около вас будет напитано воспоминаниями”. По словам старшего внука, имя Павла Александровича Флоренского долгие годы замалчивалось, только кое-что просачивалось с Запада, но если бы “фамилия” ничего не предприняла, остался бы он в истории России как дореволюционный философ: – Есть его юношеская книжка, написанная до 30 лет, которая повернула лицом к церкви целое поколение интеллигенции. Его апостольская роль очень велика. До него в голову никому не приходило читать церковные книги да еще на старославянском языке. Читали что-то на стыке философии и религии. Флоренский был очень читаем. К тому же он все-таки жил в России в отличие от тех, кто был выслан. Когда его арестовали, чекисты вывезли всю его библиотеку и якобы уничтожили. А рукописи чудом сохранились. Чудом! Старшим в семье оказался мой отец. Он и семью выкормил, и рукописи сохранил. Никому не давал прикасаться к бумагам деда. Сейчас все издается. Занимаются этим Кирилл Павлович, я и мой двоюродный брат игумен Андроник (Трубачев). Профессор РГУ нефти и газа им. Губкина, академик РАЕН, Международной славянской академии наук, искусств и культуры, АН Республики Абхазия, член союза писателей Павел Васильевич Флоренский следит за тем, чтобы рядом с его именем всегда присутствовало отчество. “Потому что Павел Флоренский – один”. Хотя старший внук унаследовал от деда не только страсть к исследованиям, но и его разносторонность. – Я бы не сказал, что продолжаю заниматься наукой. Та наука, что была вокруг меня, кончилась. Мне неинтересно делать то, что я уже 20 лет решал. Это производство, но не наука. Я очень занят публикациями деда. Это по времени, по силам, по важности для меня самое главное последние 10, если не все 20 лет. Пароль для Гумилева В беседе с Павлом Васильевичем выяснилось, что он был близко знаком с еще одним юбиляром Года российской истории – Львом Гумилевым, в отличие от отца Павла попавшим в Норильлаг в 1939-м. – Гумилев – мой очень большой друг и один из самых любимых людей. Хоть мы и познакомились с ним на старости лет, он оказал на меня очень большое влияние. Это было в 1965 году, когда Лев Николаевич был совершенно закрытым, герметизированным и от него все шарахались. Это последние два-три года жизни его выпустили на поверхность, а тогда Гумилев был очень заодиночен. Я нашел его по статьям о Каспии в “Вестнике ЛГУ”. Потом, будучи в Ленинграде по астрономическим делам, заговорил со своим приятелем о статьях Гумилева, а тот мне сообщил, что Лев Николаевич живет через улицу. Я позвонил, представился. Моя фамилия к нему дверь и открыла. С тех пор мы до самой его смерти дружили. У нас даже есть совместная статья в одном научно-популярном журнале. После Вернадского он второй человек в наших естественных науках. Помню, как изменилось его лицо, когда его отпевали. На траурной церемонии в Географическом обществе он лежал с отрешенным лицом, а когда отпели, его словно отпустило… Хоронили его все и очень торжественно. Татары подстелили под гроб свой коврик. Буддисты в ноги положили свои бумажки. Шаймиев, только что ставший президентом, прислал телеграмму. По словам Флоренского-внука, Гумилев был одним из самых счастливых людей. Он реализовал себя, дожил до того, к чему стремился. Умер великим ученым, но прожил жизнь мученика. – Дед говорил из концлагеря, что давать людям добро можно только расплачиваясь за это своими страданиями. Гумилевское добро – это его теория. Так случилось, что Павел Васильевич Флоренский никогда не был в Норильске, но считает этот город великим памятником. – Одни сравнивают его с Садбери в Канаде, другие говорят, что это астероид. Дело в том, что норильские богатства происходят из древнейших пород. Гигантская загадка, но абсолютно святое место, построенное на костях. Помимо всего прочего, Норильск должен быть городом храмов, поминаний и покаяний. Не в смысле виноватости, а в смысле божеского покаяния и поминания людей. Когда-нибудь на этом великом памятнике должны появиться имена всех загубленных. Так должно быть и так будет. |
0 | Твитнуть |