Понедельник,
24 июня 2019 года
№6 (4675)
Заполярный Вестник
Экстрим по душе Далее
С мечом в руках Далее
Гуд кёрлинг! Далее
Бесконечная красота Поморья Далее
Лента новостей
15:00 Любители косплея провели фестиваль GeekOn в Норильске
14:10 Региональный оператор не может вывезти мусор из поселков Таймыра
14:05 На предприятиях Заполярного филиала «Норникеля» зажигают елки
13:25 В Публичной библиотеке начали монтировать выставку «Книга Севера»
13:05 В 2020 году на Таймыре планируется рост налоговых и неналоговых доходов
Все новости
Одним бриллиантом больше
ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА
10 мая 2012 года, 19:22
Текст: Беседовала Людмила ДОБРЫНИНА
Мы застали управляющего директора Norilsk Nickel Australia Эдвина ван Люэна в Москве совершенно случайно. Он приехал из города Перта всего на несколько дней на встречу с коллегами и руководством. Хотя совсем скоро встретить его в главном офисе “Норильского никеля” будет проще простого – он станет жителем российской столицы, чему, как он сам признается, искренне рад. Эдвин производит впечатление позитивного и динамичного человека. Таким же получился и наш разговор с ним, в котором он рассказал не только о производственных вопросах, но и о том, легко ли строить карьеру россиянам за рубежом.
– Как сейчас обстоят дела с австралийскими активами “Норильского никеля”? Какие перспективы?
– Давайте я расскажу, что в целом происходит на австралийских активах. Все они – а это Lake Johnston, Black Swan, Silver Swan, Cawse – были заморожены в 2009 году. Моей задачей после того, как я вступил в должность в июле 2010-го, было вывести их из этого состояния и наладить производственный процесс. На нынешней стадии мы успешно запустили предприятие Lake Johnston. Оно работает стабильно, сейчас мы выходим на проектную мощность и планируем поддерживать достигнутый уровень производства.
– А какие планы относительно других активов “Норильского никеля” в Австралии?
– Следующими мы планировали запустить предприятия Black Swan и Cawse. Однако если взглянуть на то, как работают другие крупные компании – BHP, Rio, Vale, Anglo, – то мы увидим, что они фокусируются на крупных проектах с большими запасами, с долгим сроком жизни и низкими операционными издержками. У нас в Австралии много небольших активов. Но наше основное месторождение там – это Honeymoon Well. И возможно, мы нашли еще одно совместно с BHP. Таким образом, основной вопрос для “Норильского никеля” сегодня в отношении австралийских активов – что делать дальше? Мы решили очень детально проработать вопрос о запуске проекта Honeymoon Well.
– Когда в декабре 2010-го запускалось предприятие Lake Johnston, “Норильский никель” озвучивал планы по наращиванию существующих запасов за счет активной геологоразведки…    
– Да, у нас достаточно агрессивная геологоразведочная программа. Сейчас она сосредоточена в первую очередь на Lake Johnston, потому что это функционирующее предприятие. Мы бы хотели найти другие рудные тела вблизи Lake Johnston. Мы уже пробурили несколько скважин в возможно перспективное рудопроявление. Также проводим геологические изыскания в непосредственной близости от предприятия Lake Johnston между рудными телами Emily Ann и Maggie Hays. Уже провели электромагнитные исследования, которые показали, что у рудных тел на Lake Johnston возможны продолжения. Мы также значительно увеличили наши запасы никеля после открытия месторождения вкрапленной никелевой руды Albion Downs North совместно с BHP.
– Какова стратегия в отношении проекта Honeymoon Well?
– Honeymoon Well – это одно из крупнейших в мире неразработанных месторождений сульфидно-никелевых руд. И это делает его очень привлекательным для такой компании, как “Норильский никель”. У этого месторождения долгий срок жизни и неплохое содержание никеля. У Honeymoon Well, однако, есть некоторые технические сложности. Мы связываем разработку Honeymoon Well с запуском Cawse и Black Swan, потому что между этими проектами существует определенная синергия.
– А какие технические сложности могут возникнуть при разработке Honeymoon Well?
– Месторождение Honeymoon Well – сложное рудное тело. Оно состоит их четырех рудных тел. В трех из них руда содержит мышьяк и тальк, что представляет определенную проблему. В четвертом мышьяка и талька нет. Кроме того, над сульфидным рудным телом расположено примерно 100–150 метров латерита. Поэтому первое, что мы должны сделать, – снять этот слой латерита. Для этого возможно строительство открытого карьера. Вопрос в том, что потом делать с латеритом. Можно его кучно выщелачивать и производить концентрат. Мы могли бы сформировать совместное предприятие с компанией, специализирующейся на добыче и переработке латеритов. Или мы можем его просто снять, складировать и ничего с ним не делать. Естественно, мы сконцентрировались на первых двух вариантах. Латериты очень трудно перерабатывать. Для этого необходимо проводить кислотное выщелачивание под высоким давлением, нужны автоклавы, нужна достаточно сложная технология. Наша компания занимается переработкой сульфидов, мы знаем, как их добывать и перерабатывать. Мы могли бы производить добычу латерита сами и привлечь кого-то для его переработки прямо на месте. Нам интересна в первую очередь сульфидная руда. Возможно использование завода Cawse для дальнейшей переработки получаемого концентрата – поэтому мы и думаем о его расконсервации.
– А что вы можете сказать о сроках?
– Мы собираемся до середины 2012 года провести анализ всех возможностей и сделать ТЭР. В течение следующих трех-четырех месяцев сформируем предложение, презентацию для руководства компании в Москве. В течение 2013 года проанализируем все проблемные вопросы, включая инженерные, инфраструктурные, логистические и экологические аспекты, а также вопросы, связанные с защитой коренных народов Австралии. Все эти вопросы мы обсудим и решим до конца 2013 года, после чего сможем начать строительство рабочего поселка, рудника, обогатительной фабрики и так далее. Это достаточно агрессивные сроки, но я уверен, что мы сможем их выполнить. Одно из рудных тел достаточно чистое. Разработку месторождения можно начинать с него, что позволит нам выиграть время.
– Кто, кстати, мог бы стать второй стороной в совместном предприятии? У какой компании есть необходимые технологии?
– В Австралии есть несколько компаний, у которых есть технологии для переработки латеритов. Мы с ними встречались и обсуждали возможное сотрудничество. Но на данный момент СП не создано.
– Это крупные компании типа BHP?
– Нет. Крупные компании, такие как BHP, не достигли больших успехов в добыче и переработке латеритов. Речь идет о небольших компаниях, которые были более успешны в этом. Для нас они становятся очевидными кандидатами, да и у них самих наше предложение вызывает интерес. Они могли бы снимать слой латерита с одного рудного тела и затем переходить к другому, а мы пока будем добывать сульфидную руду из первого рудного тела. Это потребует строительства на Honeymoon Well завода по переработке латеритов или размещение мощности по кучному выщелачиванию.
– При каких ценах на никель разработка Honeymoon Well будет рентабельна?
– Цены на никель за последний год снизились, поэтому мы несколько консервативны в расчетах. Мы стараемся искать инновационные подходы к проекту Honeymoon Well, чтобы держать операционные издержки и затраты на развитие на низком уровне.
– Вы считаете, что 20 тысяч долларов за тонну – это достаточно консервативно?
– В результате глобального кризиса цены на никель упали с более чем 40 тысяч долларов за тонну до примерно 12 тысяч долларов. Затем они поднялись достаточно быстро до 20 тысяч. Реакция на кризис всегда гипертрофированная. Сырьевые товары падают слишком резко. Но они и восстанавливаются затем достаточно быстро.
– У российских специалистов есть шанс приехать работать в Norilsk Nickel Australia?
– NNA по сути российская компания, работающая в Австралии. Из своего профессионального опыта я знаю, что, когда работаешь в другой стране, нужно использовать местную рабочую силу.  Однако в Австралии  ситуация неординарная. Во-первых, рабочая сила очень хорошо образованна. Во-вторых, Австралия была не сильно затронута глобальным финансово-экономическим кризисом. Большинство крупных проектов по разработке минеральных ресурсов продолжили работать и развиваться. В связи с этим возникает значительное давление на рынок труда. Думаю, мы должны привлекать молодых специалистов из России к работе на Lake Johnston или других активах. Самая большая проблема для иностранцев, работающих в Австралии, это языковые навыки. Когда работник приезжает на производство, он должен научиться понимать культуру, среду, иметь необходимые коммуникационные навыки. Поэтому если работники приезжают на низшие должности – как стажеры или инженеры-технологи –  и работают на производстве три-четыре года, они становятся ценными специалистами, которых компания может использовать на других зарубежных активах. Преимущество Австралии в том, что это хорошее место для обучения работников из-за высокообразованной рабочей силы. Я привозил российских специалистов на предприятия BHP, когда работал там. Некоторые из них смогли многого добиться. Через пять-шесть лет они начали переходить на руководящие позиции. У нас на  Lake Johnston работает несколько специалистов из России. Привозить иностранцев на более высокие должности сложнее. В этом случае язык должен быть на очень хорошем уровне. Иначе возникают проблемы, связанные с коммуникациями. Работая в разных странах, я понял одну вещь: если хочешь быть успешным, нужно встраиваться в культуру другой страны, нельзя привносить свою. Это очень важная кадровая задача.
– По вашему мнению, выпускники российских вузов достаточно квалифицированны, чтобы работать, например, в Австралии?
– Мне нравятся молодые российские специалисты. Геологические факультеты в СПбГУ и МГУ готовят отличных специалистов. Математики и физики у вас тоже отличные. У вас в России вообще очень хорошая система образования. На прошлой должности я брал на работу российских математиков, физиков, геологов и инженеров. Эти молодые специалисты многого добились. Я до сих пор поддерживаю с ними контакты. Думаю, “Норильский никель” может перенять этот опыт. В России можно было бы подбирать людей с необходимыми языковыми навыками и направлять их в Австралию на определенные позиции, которые позволили бы им развиваться и расти. Бессмысленно отправлять туда работника только потому, что он знает английский – хотя это и очень важно, – нужно планировать карьеру этого человека и определять цели. На мой взгляд, мы легко могли бы взять на работу 10–20 специалистов из “Норильского никеля”. Через два-три года они могли бы приехать в Австралию на низшие должности. После того как поймут культурные особенности, они станут ценными работниками. Потом смогут вернуться в Россию или переместиться на другие активы – в Австралии, Азии, Южной Африке или Америке.
– Вы были в Норильске или на Кольской ГМК?
– Нет пока, но очень хочу. Меня уже пригласили приехать туда. Наверное, многое в России делается и происходит по-другому, и этот опыт был бы полезен для меня. Я считаю, это здорово – делиться опытом.
– Правда ли, что вы переезжаете в Россию?
– Правда. Я переезжаю в Москву на пару лет, чтобы участвовать в работе по развитию существующих зарубежных активов и возможностей для “Норильского никеля” вокруг активов в Африке и Австралии, а также искать проекты в других странах и по производству другого сырья – меди, железной руды, угля, металлов платиновой группы. Сегодня “Норильский никель” – производитель никеля, который является заложником цен на никель. Хотя “Норникель” производит палладий, медь и другие металлы, никель остается для компании основным металлом. “Норильский никель” – лидер в производстве никеля, номер один в мире. Теперь, на мой взгляд, компании нужно занять значительное место в мире по производству других сырьевых товаров, например меди, железной руды или угля. Цены на сырьевые товары контрцикличны. Поэтому, если диверсифицировать портфель продукции, можно смягчить воздействие глобальных кризисов. И выручка будет более стабильной. Думаю, мы могли бы выработать комбинацию производимой продукции, которая бы подошла “Норильскому никелю”. Вот над чем я буду работать в Москве с коллегами из “Норникеля”.
– Какие задачи вы видите перед собой и как вам в их решении поможет предыдущий опыт?
– Мы должны сами понять, какое положение хотим занять и в каких сырьевых товарах, сколько времени для этого понадобится, что именно будем производить. Мы должны обсуждать это внутри компании. Например, по вопросу технологий. Обычно технологии развиваются постепенно, а потом вдруг неожиданно происходит скачок – и возникает принципиально новая технология. Моя работа в BHP как раз и заключалась в том, чтобы выявлять эти технологические переломы и определять, как мы можем их использовать для развития бизнеса. Honeymoon Well – классический пример. У нас есть вопрос, что делать с тальком. Аналогичная проблема была у нас в BHP. Как мы ее решили? Собрали вместе 20–30 человек на три-четыре дня, обсуждали, предлагали идеи и находили решение. Сейчас нам надо сделать что-то подобное. Мы должны найти технологию, которая позволит решить проблему талька. Нам нужна принципиально новая технология, просто говорить о том, что месторождение плохое – неконструктивно. Технологические разрывы не происходят каждый день, но институты ведут исследования постоянно. Даже если они предлагают идеи, которые кажутся сумасшедшими, их нельзя игнорировать. В BHP я имел отношение к десяти таким технологическим инновациям. Я вообще не боюсь делать больших шагов. Да, иногда случаются ошибки. Но тогда не стоит критиковать команду. Потому что, если ругать людей за ошибки, ты никуда не продвинешься. На ошибках нужно учиться. Это помогает минимизировать риск. Вот что нам нужно для проекта Honeymoon Well – найти инновационные решения. Мы должны использовать это для наработки опыта.
– Вы сейчас уезжаете из Австралии со спокойной душой?
– Думаю, австралийские активы в порядке. Мы создали там хорошую команду. Хотя это было и непросто, но мы достаточно быстро продвинулись. Расконсервировать следующее предприятие будет проще. Мы сможем сделать это лучше, более эффективно и менее затратно. Мы лучше узнали друг друга и поняли культурные особенности.
– В Австралии знают, что “Норильский никель” – российская компания?
– Да, конечно. Мы всегда говорим, что мы российская компания, и гордимся этим. Австралийцам нравится работать в “Норильском никеле” – в большой иностранной компании. У “Норильского никеля” в Австралии отличные активы и талантливые сотрудники. У нас широкие возможности для развития. Мы могли бы стать бриллиантом в короне активов “Норникеля”. Honeymoon Well и Albion Downs могут стать первоклассными активами. А если мы войдем в новые проекты, например по производству железной руды, – это стало бы прекрасным шагом для развития и диверсификации бизнеса. Австралия для этого самое правильное место, так как находится близко к азиатским рынкам: Японии, Китаю и Южной Корее.



Справка “ЗВ”

Эдвин Ханс ван Люэн родился 4 октября 1950 года. В 1975-м окончил Австралийский национальный университет по специальности “прикладная математика”. В 1981 году получил докторскую степень (PhD) в области теоретической физики в Университете Монаш (Австралия). С 1985-го по 1996 год работал в BHP в качестве менеджера в различных подразделениях компании: по технологиям, по развитию бизнеса, по развитию минеральной базы. С 1996-го по 2001 год работал в BHP Minerals. С 2002-го по 2007 год занимал должность генерального менеджера международных проектов в BHP Billiton в подразделении геологоразведки, горного производства и оптимизации ресурсов. В 2007–2009 гг. работал там же в должности генерального менеджера международных проектов по стратегическим странам (включая Россию, Китай и Индию) и внешним связям. В 2009 году был назначен директором по геотермальной энергии в Университете Мельбурна. В том же году назначен консультантом по минералогии в Haoma and Elazac Mining.
0

Читайте также в этом номере:

Идея воды витает в воздухе (Денис КОЖЕВНИКОВ)
Спасибо вам, великие люди! (Екатерина СТЕПАНОВА)
Кен ай хелп ю? (Елена ПОПОВА)
Как показала “Группа” (Татьяна ЕРМОЛАЕВА)
Самим надо, а музею нужнее (Лариса МИХАЙЛОВА)
Горсправка
Поиск
Таймырский телеграф
Норильск