Выставку “Сколько стоит человек” в северный город накануне Дня памяти жертв политических репрессий привез директор Музея истории ГУЛАГа. На вернисаже Роман РОМАНОВ сказал, что открыть в Норильске экспозицию, посвященную человеку, женщине, нашедшей в себе мужество и талант переплавить пережитое в ссылках и лагерях в художественное наследие, очень важно для него и его музея.

– Для меня лично название выставки актуально и сегодня. Все мы отвечаем на этот вопрос каждый раз, сталкиваясь с выбором. – Скажите, кто из прошедших Норильлаг в вашем музее удостаивается, как Евфросиния Антоновна Керсновская, хоть и передвижной, но все же персональной экспозиции? – Для меня и музея Керсновская – фигура из первого ряда. Мы дружим с семьей Чапковских, которые опекали Евфросинию Антоновну еще при жизни и являются наследниками ее авторского права. То, что мы привезли в Норильск, – цифровые копии подлинников, хранящихся у Чапковских. У нас есть совместные проекты, в том числе и эта выставка. В Ессентуках, где жила Керсновская, они привели в порядок ее бывшее жилище, построили гостевой дом. О том, чтобы открыть там филиал Музея истории ГУЛАГа, мы пока не договорились, но у нас и без этого хорошая форма сотрудничества. Например, в будущий Сад памяти первым мы привезли саженец яблони – из тех, что выращивала у себя Евфросиния Антоновна. Яблонька уже прижилась, и будущей весной мы ее высадим. Регулярно бывает в музее хорошо знакомый норильчанам Лев Александрович Нетто, попавший в Норильлаг после плена. Музей стремится к тому, чтобы сохранить не только память, но и, насколько это возможно, ее носителей. Для этого у нас существует студия визуальной антропологии и социально-волонтерский центр. Вместе со мной в Норильск прилетел оператор Антон Андросов, который записал два видеоинтервью: с участницей восстания 1953 года Ольгой Ивановной Яскиной и Елизаветой Иосифовной Обст, возглавляющей общественное объединение “Защита жертв политических репрессий”. Летом мы планируем приехать сюда большой экспедиционной группой, чтобы продолжить работу по фиксации мест, связанных с историей Норильского исправительно-трудового лагеря. – Как давно вы возглавляете музей? – С 2012 года. До этого четыре года был заместителем директора. – Антона Владимировича Антонова-Овсеенко, сына советского государственного деятеля, расстрелянного в 1938-м. – Добавлю – основателя музея. До этого я был гендиректором компании “Современные музейные технологии”. Когда Антон Владимирович искал себе заместителя, кто-то ему сказал, что есть такой Роман Романов. Мы познакомились. На следующий день он мне позвонил со словами: “Ты где? Почему еще не на работе?” Мы с ним не просто работали, а подружились, хотя Антон Владимирович был человеком со сложным характером и лагерным опытом за плечами. В общем, для меня это было прикосновение к другой эпохе. Его не стало два года назад. – Год назад музей с Петровки переехал в Самотечный переулок. Из центра на периферию. – Петровка – центр, конечно, но здание было в аварийном состоянии. Это технический момент, а идеологический заключался в том, что история главной советской травмы не может быть представлена в нескольких комнатках, то есть ущербно. Нужен был другой масштаб, другое повествование. Нашлись люди, которые нас услышали и поддержали. Кстати, здание в Самотечном переулке тоже находилось в аварийном состоянии. Мы разработали проект реконструкции. Все перекрытия были сняты: из четырехэтажного здания получилось пятиэтажное. Когда я работал в “Музейных технологиях”, у меня все время были претензии к разным музеям, которые я озвучивал. В результате я получил право на свой проект, к которому у меня тоже есть претензии, но сейчас в Москве он считается эталонным. Сегодня всех, кто добивается реконструкции или капитального ремонта в своих музеях, отправляют к нам со словами “посмотрите, как должно быть, как надо делать”. – А что собой представляет экспозиция? – Реконструировав здание, мы понимали, что постоянную экспозицию за год не сделать. Решились на промежуточную, но качественную. Сейчас разрабатываем концепцию новой, которая будет на порядок основательнее и глубже сегодняшней. С нами работают архитекторы, которые помогали в реконструкции. Это они предложили облицевать стены со двора медью. Когда я приходил с проектом, надо мной все смеялись: что ж медью, а не золотом или платиной? На открытии те же люди выражали свое восхищение. Конечно, это недешево. Но тема заслуживает такого подхода. Со временем медные листы, кстати, прекрасно сохраняющие тепло, почернеют. Как будто время пойдет вспять... – Сколько человек работает в новом музее? – Сейчас 55, включая смотрителей, отдел кадров, бухгалтерию. Из необычного – студия визуальной антропологии и волонтерский центр. Мы берем интервью у людей, которым бывает глубоко за 80. Часто они находятся в непростых условиях: им надо купить продукты, лекарства, проводить в больницу и забрать из нее. Каждый раз это отдельная история. Конечно, мы не можем просто сказать спасибо и уйти. Они становятся нашими подопечными. Бывают очень сложные случаи. Недавно мы должны были записывать как раз сводную сестру Антона Владимировича Антонова-Овсеенко искусствоведа Валентину Александровну Тиханову. Договорились взять у нее интервью. Когда съемочная группа приехала к ней домой, она пошла открывать дверь, упала и сломала шейку бедра… Закончилось больницей. К счастью, сегодня все позади. Валентина Александровна для нас очень важный человек. И не только потому, что она родственница основателя нашего музея с типичной для ее круга историей, но и как человек, благодаря которому появилась уникальная коллекция международного “Мемориала”. – Ваша коллекция уступает мемориальской? – Все самое-самое собрал в 80–90-е “Мемориал”. Следующий слой достался Сахаровскому центру. У нас – третий слой. Но бывает, что к нам приносят то, за чем лет 10 охотились мемориальцы... У музея, конечно, дружеские отношения с “Мемориалом”, но и конкуренция присутствует. Считаю, что это нормально. У нас есть совместные проекты, а с Арсением Борисовичем Рогинским, председателем правления “Мемориала”, мы состоим в одних рабочих группах. – У “Мемориала” сегодня не лучшие времена. – Это не вчера началось. Когда я попытался выразить сочувствие Рогинскому, он сказал, что и не такое проходили... – У вас тоже без неприятностей не обходится. Я имею в виду чучело с портретом Солженицина, которое в начале октября повесили у входа в музей молодые коммунисты. – Это такая дикая выходка... Мы подали заявление в прокуратуру, полицию. Сейчас активисты РКСМ говорят, что не имеют к этому отношения, хотя поначалу заявляли, что будут продолжать акции. У них могут быть серьезные неприятности. Обидно за молодых...